Российские оппозиционеры всегда считали, что рано или поздно резкое ухудшение жизни в стране разрушит монополию партии власти. Казалось бы, пандемия коронавируса принесла именно такое ухудшение, а рейтинги «Единой России» за два последних года упали на 20 процентных пунктов. Но несмотря ни на что, политический ландшафт России не меняется – и едва ли изменится по итогам думских выборов 2021 года. Хотя пик пандемических последствий впереди, Андрей Винокуров пока не находит оснований ждать перемен.
Фото: Петр Ковалев, Коммерсантъ
Фото: Петр Ковалев, Коммерсантъ
«Скоро холодильник победит телевизор, и тогда все изменится»,— регулярно обещают представители как системной, так и внесистемной оппозиции. Концепция «холодильника и телевизора» заключается в том, что причиной феноменальных успехов партии власти и президента на выборах является прежде всего исправная работа российских телепропагандистов, которые задают правильный информационный фон, побуждающий граждан голосовать за Владимира Путина и «Единую Россию». Сторонники этой парадигмы полагают, что когда россияне почувствуют весомое ухудшение своей жизни, то обязательно проголосуют не за единороссов, а за кого-нибудь еще. Иногда ту же концепцию объясняют более наукообразно: когда внешние и внутренние факторы приведут к политизации общества, россияне наконец сделают сознательный, а не социально одобряемый выбор, и уж тогда монополии одной политической силы придет конец.
Такие идеи, судя по косвенным признакам, порой посещают и сотрудников внутриполитического блока администрации президента. Ведь и «Справедливая Россия» полтора десятка лет назад создавалась, по выражению Владислава Суркова, как «вторая нога», на которую можно перенести часть веса, если «затекла первая». А пару лет назад новыми партийными проектами озаботилось и нынешнее руководство администрации президента – в поисках контакта с избирателями, не желающими голосовать ни за единороссов, ни за парламентскую оппозицию.
Однако по итогам первого, но, возможно, не последнего коронавирусного года напрашивается вопрос: «Куда уж хуже, и где изменения?» Нет, в отдельных случаях кандидаты от власти действительно проигрывают. В 2018 году, например, когда пандемия никому еще и во сне не снилась, Кремль потерял сразу трех своих кандидатов на губернаторских выборах и отстоял четвертого фактически путем замены. «Единая Россия» тоже может провалить выборы в одном-двух отдельно взятых регионах. Да и ее рейтинги говорят о реальном кризисе: если летом 2018 года, накануне пенсионной реформы, за партию власти, по данным ВЦИОМа, были готовы голосовать почти 49% респондентов, то к концу 2020 года ее рейтинг снизился примерно до 30%.
Однако если посмотреть на ситуацию не точечно, а в целом, то каких-то значимых изменений в политической системе мы не увидим. «Они набирают большинство что при 30%, что при 50% поддержки»,— недоумевал один из моих собеседников по итогам региональных выборов-2020. Можно, конечно, списать все на одномандатные округа, но ведь недовольство властью, если уж оно есть, должно, по идее, распространяться и на них.
Даже самый скромный прогноз для «Единой России» на выборах 2021 года из обнародованных на этот момент, составляет 250 из 450 мандатов, то есть чуть более 55% мест. Сами единороссы уверяют, что способны сформировать фракцию и в 300 человек (сейчас 335. – “Ъ”). Значительного усиления парламентской оппозиции, невзирая на снижение рейтингов власти, тоже не видно: ни у одной из этих партий по сравнению с тем же далеким июнем 2018 года популярность не выросла и на 5 процентных пунктов.
Получается, что с концепцией «холодильника и телевизора» явно что-то не так. Ни одна из партий не получает существенной прибавки по спискам даже в ситуации кризиса партии власти, а сильные одномандатники либо не выбирают оппозиционные бренды, либо вычищаются с выборов еще до голосования. Но, может, другие партии вовсе и не хотят брать власть и довольны ситуацией, когда находятся в меньшинстве и имеют шансы реализовать свои идеи только по итогам выступления их лидеров на Госсовете? Если это так, то, во-первых, полноценными партиями их считать трудно (в лучшем случае — половинкой партии на троих), а во-вторых, существенных изменений политического расклада даже после выборов в Госдуму ждать не приходится.
Понятно, что для власти такая полуторапартийная система имеет один существенный плюс: она действительно позволяет проводить единую политику на протяжении долгих лет. Но минусов больше, и они потенциально важнее. Политическая система все-таки должна реагировать на изменение общественных настроений. Иначе у людей может закрасться мысль, что они ничего не в силах изменить, а это приводит к фрустрации, последствия которой могут быть абсолютно непредсказуемыми. Да и «Единая Россия» при таком раскладе порой выглядит как чемпион, которому промоутеры никогда не давали серьезных противников на большие поединки. Если такой противник вдруг появится – когда выяснится, к примеру, что с полным объемом экономических и социальных последствий пандемии стране только еще предстоит столкнуться, — не побегут ли истосковавшиеся по конкуренции зрители делать ставки именно на новичка?